Моё хобби – это дети и их образование. В сочетании с работой, каждый час которой доставляет огромное удовольствие, какие еще нужны хобби? Ну, еще программирую немножко «для души». И пытаюсь научиться играть на пианино.
Моё хобби – это дети и их образование. В сочетании с работой, каждый час которой доставляет огромное удовольствие, какие еще нужны хобби? Ну, еще программирую немножко «для души». И пытаюсь научиться играть на пианино.
У меня четверо детей и – пока – четверо внуков. Старшая дочка живет в Канаде со своими четырьмя детьми, средняя – врач в Нью-Йорке. Младшие дети сейчас в колледже: дочка учится на психолога, а сын – на инженера. Оба они большую часть своих школьных лет в школу не ходили. Вокруг нас многие сотни семей пошли по пути внешкольного образования, поэтому у нас в этом вопросе была хорошая компания, а у детей – необходимая социальная жизнь. Дети сами выбирали, что они хотели изучать, и мы находили им правильных учителей и другие ресурсы.
Моя жена (по профессии она – инженер) занималась организацией всего образовательного процесса и перевозками (там, где мы живем, пешком далеко не дойдешь, и общественный транспорт не очень-то помогает). А я сам вел уроки математики для внешкольников всех возрастов, от 10-ти до 18-ти, разработал специальный курс под названием «Говорите ли Вы по-математически?», рассчитанный на детей, считающих, что их мозги «под математику не заточены». Математика – это язык, и мы ее как язык и изучали. Было интересно, и мы за 10 недель проходили путь от натуральных чисел до дифференциальных уравнений. Трудностей в понимании не было даже у самых младших. Сейчас я работаю со своей старшей дочерью над интернет- версией этого курса.
Родился в семье инженеров. Закончил математическую школу (знаменитая Харьковская 27-я). Участвовал в олимпиадах по физике и побеждал на всех уровнях, включая Всесоюзную, где занял первое место. (Но после снятия паролей, то есть идентификации работ и имен, мое первое место переделали на второе, а на Международную олимпиаду меня тогда не пустили. Сказали, «за плохой почерк».)
Моя работа – распознать проблему, задать правильный вопрос, найти на него ответ и объяснить его.
Поступать поехал в Москву, в МФТИ, куда меня приняли, но… забыли вписать в списки принятых (это тоже отдельная, длинная и гадкая история). Домой, в результате, вернуться до окончания приема документов не успел и поступил в Московский Институт Стали и Сплавов. Получил диплом инженера-металлурга, после чего работал в Институте Физики Твердого Тела в Черноголовке под Москвой. Занимался физикой металлов и как экспериментатор, и как теоретик.
С тех пор я печатаю «вслепую» на двух языках. Будучи уже кандидатом наук, не мог свести концы с концами и в виде подработки перепечатывал вместо машинистки и правил докторские диссертации. Врал, что у меня есть знакомая машинистка, которая берет на 1 копейку за лист дешевле и еще сама и ошибки исправляет.
Уехать из страны я хотел давно, но 14 лет меня не выпускали. И только с приходом Горбачева в органах начался такой бардак, что мне удалось удрать. До Америки добирался почти год, через Германию, где меня взяли на престижную Гумбольдтовскую стипендию. А добравшись, через три дня начал работать в Персильванском университете. В первые месяцы объездил с докладами и лекциями 20 университов США.
Потом работал в Rensellaer Polytechnic Institute и занимался космическими экспериментами в НАСА. В 1997 году Нью-Йоркская финансовая фирма попросила помочь с математической задачкой по моделированию цен. Им понравилось мое решение, и они предложили мне интересную работу и удвоенную по сравнению с НАСА зарплату. Так я оказался на Уолл-стрит, где проработал около десяти лет. Был вице-президентом в Deutsche Bank и Goldman Sachs и консультантом в Merryl Lynch, Bank of America и нескольких других ведущих финансовых фирмах. А потом случился теракт 11-го сентября 2001 года. Я работал в первой башне, ушел оттуда на другую работу за пару месяцев до того, как ее не стало. Тогда многие американцы задумались, а на то ли они тратят жизнь... Задумался и я.
В 2003-м решил получить еще одно образование и поступил в университет Adelphi в Нью-Йорке, который окончил в 2006-м с дипломом магистра в области клинической психологии. Это было трудное время: работа на Уолл-стрит часов по 11-14 в день (еще и ночью мог начальник позвонить, мол, у японских коллег проблемы, а кроме тебя помочь некому), занятия в университете плюс 22 часа в неделю клинической практики, плюс дорога, плюс семья… И все это после пятидесяти. О чем, впрочем, вспоминал только когда смотрел на себя в зеркало.
С тех пор занимаюсь психологическими консультациями и психотерапией. Специализируюсь в области межличностных отношений (в семье, любви, дружбе и на работе) и психологических расстройств, вызванных проблемами в отношениях (депрессиями, беспокойством, трудностями с самооценкой и доверием, неконтролируемыми взрывами гнева и даже некоторыми видами алкогольной зависимости и другими «вредными» способами ухода от действительности). Физик во мне никуда не делся, и профессиональный язык психологов вызывает у меня значительные трудности своей нечеткостью. Пришлось придумывать свой, и за 12 лет эти попытки привели к открытиям, позволившим разработать новый подход к решению старых психологических проблем, во многих случаях значительно более четкий и эффективный. Сейчас пришло время все это публиковать, над чем и работаю.
Я избегаю слова «пациенты» и называю тех, кто обращается ко мне за помощью, клиентами. Слово «пациент» предполагает болезнь и ее лечение, а «клиент» может быть здоров, но нуждаться в помощи.
В последние годы добавил еще одну специализацию – помощь одаренным подросткам и взрослым. Эти люди сталкиваются с очень специфическими проблемами, им бывает трудно вписаться в условия школы или работы, строить отношения с друзьями и возлюбленными. Оказалось, что специалистов в этой области настолько мало, что некоторые мои клиенты приезжали из Балтимора (три с половиной часа в один конец) и Олбани (два с половиной часа). К счастью, удалось с ними перейти на общение по скайпу.
Добро пожаловать в ХХI век! Сегодня для общения необязательно быть рядом, и многие мои клиенты приходят ко мне в виде не белковых молекул, а электронов и килобайтов. И фотонов, потому что без видео я дистанционно не работаю. Да, я не могу этих людей потрогать и понюхать, но ведь я и с теми, кто приходит в кабинет, так не делаю. И еще, мы не видим друг друга полностью, и часть невербальной информации, передаваемой позой и движениями тела, теряется. Но всё-таки бóльшая часть несловесного общения осуществляется мимикой лица и жестами рук. Буквально через пару минут после начала разговора и я, и мой клиент обычно забываем, что между нами стекло экрана. А вот по телефону я работать не люблю.
Мои клиенты говорят по-русски или по-английски, и для меня это не проблема, я одинаково владею этими языками. Лучше, когда человек имеет возможность общаться с психологом на родном языке. Ведь нюансы, оговорки, использование сленга – все это очень помогает понять друг друга. Ну и, конечно, нельзя недооценивать принадлежность к одной и той же культуре, вплоть до прочитанных книг и любимых анекдотов.
Представьте, приходит ко мне человек, приносит свою вселенную, ставит её на пол, открывает мне двери и говорит: «Вы не посмотрите, там что-то не так…» И я отправляюсь в его мир и пытаюсь его понять. Что-то в этом мире похоже на мой, что-то совсем не похоже. Чем больше я пойму, тем лучше смогу помочь. Это как путешествие в другую страну, даже может быть на другую планету. А я люблю путешествовать. Ну и, конечно, когда видишь результат, когда человеку становится легче, когда жизнь меняется к лучшему… Это непередаваемые ощущения.
Казалось бы, несовместимые специальности. Но дело в том, что я не вижу мир разделенным на физику, математику, биологию, психологию и, например, музыку. Всё это очень сильно связано и переплетено. Пытаясь разобраться в одной области, я постоянно нахожу аналогии с тем, что уже видел в других областях. Кроме того, характер работы не изменился: и раньше в лаборатории, и сейчас в кабинете моя работа – это распознать проблему, задать правильный вопрос, найти на него ответ и объяснить его. А различия между лекцией или докладом на семинаре и беседой в кабинете – чисто технические.
У меня никогда не было двух клиентов, чьи проблемы были бы настолько похожи, что к ним можно было подойти одинаково. Трудно себе представить, что есть единая методика, которая работает всегда.
К каждому клиенту я подхожу индивидуально. Такой подход можно назвать эклектическим, что в данном контексте означает заимствование наиболее подходящих к конкретной ситуации идей, подходов, методов и стилей из десятков терапевтических направлений. Нельзя, например, практиковать психоанализ при остром кризисе или применять когнитивно-поведенческие тренировки, когда человека не понимает жена. А в последние годы я, в основном, применяю методы, основанные на моей новой теории, известной под кодовым названием message-based psychology. Скоро она будет опубликована.
Я работаю со взрослыми и подростками. Среди моих клиентов немало интеллектуально одаренных, гениальных людей с их совершенно особыми проблемами, которые далеко не каждый может понять. Такие люди долго не могли найти помощь: если психолог не дотягивает до интеллектуального уровня клиента, терапия не очень-то работает.
Сейчас мне очень помогает, что в своей жизни я занимался не только психологией: например, с одним моим клиентом мы в порядке терапии занимались высшей математикой, а другого я научил программировать и подготовил к интервью. Со мной работает прекрасный художник и арт-терапевт Леня Левитский, он помогает людям с проблемами в сфере эмоций, пользуясь одному ему доступными волшебными методами. Жизнь так разнообразна, и я пытаюсь ей соответствовать.
Компетентный совет – это результат глубочайшего анализа клиента и его ситуации, а вовсе не результат субъективизма и личных переживаний психолога. Вот это главное!
Меня в любой момент можно «уволить», например, если вы скажете что-то, о чем потом будете жалеть. Родителей или друзей уволить нельзя – и желание заговорить о том, чего вы стыдитесь, или рассказать то, что может испортить отношения, которыми вы дорожите, ваше подсознание немедленно подавит. Многое, о чем люди говорят со мной, они никогда бы и не затронули с близкими. Просто не вспомнили бы.
Где граница между нормой и психическим расстройством? Совсем не там, где большинство людей ее ищет. Любой диагноз базируется на определенных критериях. Но в психиатрии диагноз можно поставить только, если состояние существенно мешает человеку жить. Если мешает – это расстройство, а если не мешает – черта характера. Среди моих клиентов большинство – совершенно нормальные люди, и проблемы у них психологического, а не медицинского характера. Они могут страдать от депрессии и тревоги, но прилагательное «ненормальный» к ним никак не применимо.
Однажды ко мне обратилась женщина с просьбой загипнотизировать ее и избавить от фобии: она после аварии не может водить машину. Причем в той аварии женщина сама, к счастью, не прострадала. Вообще никто не пострадал, даже машина помялась несильно. Но моя клиентка с тех пор не могла сесть за руль. Она очень удивилась, когда я сказал, что хотя я и могу сделать то, о чем она просит, но боюсь, что это может ей только навредить. Ее фобия, которая не была результатом серьезной психологической травмы, хоть и мешала ей жить, но в то же время выполняла какую-то нужную функцию. Пока мы не поймем, зачем она нужна, не стоит ее трогать: нельзя ломать забор, если не знаешь, зачем его поставили. Уберем эту фобию, и кто знает, что новое вылезет? Может, еще хуже будет. Через несколько встреч мы докопались до корня проблемы. Фобия оказалась больше не нужна, и она прошла без всякого специального лечения.
Моя работа – помочь человеку понять, от чего он пытается себя защитить, и помочь найти лучшую защиту, которая не будет мешать жить. Самому это сделать невозможно, на то он и защитный механизм, чтобы мы его не замечали. Трудно, например, бриться или наносить макияж без зеркала. Вот я и работаю таким зеркалом.
Конечно, ситуации, с которыми ко мне приходят клиенты, глубоко индивидуальны. Но если попробовать обобщить… Вот у нас есть кожа, она защищает нас от атак внешней среды, от сухого воздуха и шершавых поверхностей, от бактерий и вирусов. Без кожи прожить нельзя. Точно так же мы не можем жить, если не окружим себя психологическими защитными механизмами. По большей части они прекрасно работают, и мы их не замечаем. Но иногда, защищая нас от одного, наши защитные механизмы ранят или калечат другое. Ломать защиту нельзя, она ведь не зря поставлена.
Неправда, что психотерапию может себе позволить только очень обеспеченный человек. Если мы не голодны и у нас есть крыша над головой, говоря «я не могу это себе позволить», мы, как правило, имеем в виду, что предпочитаем тратить наши деньги на что-нибудь другое. Это просто вопрос приоритета. Если для человека важны его здоровье, мир в семье, душевный комфорт в бизнесе и в жизни - он всегда найдет средства на психологические консультации.
Краеугольные вопросы и задачи, рано или поздно проявляющиеся в любом частном бизнесе, это:
В психологии переговоров в последние годы произошел настоящий прорыв, и ни один бизнесмен не может пренебречь этим новым знанием.
Особая психологическая менторская помощь нужна и тем бизнесменам, которые решают начать или перевести свой бизнес в США. Человек сам еще чувствует себя в чужой среде некомфортно, а здесь необходимо быстро понять психологию эмигрантской диаспоры (и не только русской). Не говоря уже о психологии самих американцев, которых иногда даже русские жены не могут до конца понять, прожив с ними 10-20 лет. На «узнавание» целевой аудитории и ее потребностей могут уйти годы, а бизнес должен работать уже сейчас. И работать эффективно. Так что, если перед Вами стоят такие задачи - обращайтесь, решим их вместе.
Многие бизнесмены и просто успешные в жизни или в творчестве люди считают, что психологическая помощь нужна только «психам или слабакам». То есть, когда барахлит машина, показать ее профессионалу не стыдно. И когда болит нога, можно сходить к врачу. Но если ты чувствуешь себя загнанным в угол, если отношения с близкими трещат по швам, если болит душа – справляйся сам. Такие люди точно знают, что никакой депрессии не бывает, есть только лень и распущенность.
Вот для преодоления всех этих (и не только) проблем и необходим ментор. И лучше всего – не просто ментор, а профессиональный психолог-ментор.
А на самом деле, чтобы решиться обратиться за советом к психологу, нужны не деньги. Нужны, прежде всего, сила и характер. И недюжинная смелость.
Бесплатная консультация